Смотреть больше слов в «Философии политики - словаре персоналий»
(1896-1982) - русский лингвист, семиотик, литературовед, способствовавший установлению продуктивного диалога между европейской и американской культурными традициями, французским, чешским и русским структурализмом, между лингвистикой и антропологией, между лингвистикой и психоанализом. Профессиональная карьера Я. начиналась с Московского лингвистического кружка, позже он вместе с петроградскими друзьями основывает ОПОЯЗ (Общество по изучению поэтического языка). Оказавшись в эмиграции в Чехии, Я. принимает участие в деятельности Пражского лингвистического кружка. Вынужденный бежать из оккупированной нацистами Чехии, Я. проводит следующий период в Дании и Норвегии, где в дискуссиях осмысливает отличия пражского структурализма от датской глоссематики. В годы войны Я. оказывается в Америке, где занимает должность профессора славянских языков и литературы Гарвардского университета. Полное собрание сочинений Я. в пяти томах было выпущено в Гааге (1962-1979). Я. глубоко занимала проблема неразрывной связи лингвистики и поэтики. Он одним из первых популяризировал идеи Пирса и применил его трихотомическую классификацию знаков, внес значительный вклад в теорию коммуникации. Основной объект исследований Я. - это не соссюрианский статичный и абстрактный "язык" как система правил, установленных социумом, а "речевая деятельность", "язык-в-действии" ("речевое событие", если пользоваться выражением Бахтина, или "акты речевого общения"). Со временем Я. постепенно перешел от изучения сугубо формальных аспектов языка к изучению семантики произведения как такового. Для Я. значение произведения определяется не только структурой знака-проводника, значение (как это показал в свое время Леви-Стросс, с которым Я. связывали дружеские отношения и совместные научные интересы) - это еще и результат осмысления, интериоризации, включения в текст формально упорядоченной структуры универсума. В своих работах о поэтике Я. обращается к исследованию поэзии русского авангарда. "Самовитое слово" авангардистов, аннулируя изображаемый или обозначаемый им предмет, ставило вопрос о природе и значимости элементов, несущих семантическую функцию в пространственных фигурах и в языке. Именно новое отношение к слову сделало возможным выявить и проанализировать литературность как таковую (то, что делает произведение литературным произведением). Я. считал, что присущий ему взрослый интерес к акустическим, ономатопеическим опытам авангардистов явился следствием его детского интереса к заклинаниям, колдовским речам, "заумным" заговорам (при этом его интересовали и звуковая сторона народных речений, и их смысл, а порой и "бессмыслица", также имеющие собственные законы построения). Таким образом, путь к изучению русского авангарда был проторен Я. через исследование поэтики русского фольклора (Я. и сам писал "заумные" стихи под псевдонимом "Алягров"). Как считают некоторые современные теоретики (например, Кристева), нельзя отрицать определенные заслуги Я. в структурной лингвистике в целом, в фонологии, в эпистемологии и истории лингвистического дискурса, но "его теория поэтического языка все равно остается на первом месте". Я., отстаивая свой взгляд на авангардистскую поэзию, резко выступал против тех, кто слишком упрощенно трактовал формалистский подход к искусству, - против тех, кто считал, что формализм не может уловить связи искусства с действительной жизнью, что он призывает к подходу "искусство ради искусства", идя по следам кантианской эстетики. Я. отмечал, что "ни Тынянов, ни Мукаржовский, ни Шкловский, ни я, ни один из нас никогда не провозглашал самодостаточности искусства. Если мы и пытались что-то показать, так это то, что искусство - составная часть социальной структуры, компонент, который взаимодействует со всеми остальными и сам изменяем, поскольку и сфера искусства и его взаимоотношения с другими элементами социальной структуры находятся в постоянном движении. Мы выступаем не за сепаратизм искусства, но за автономность эстетической функции". К заслугам Я. следует отнести и то, что благодаря его исследованиям по авангарду (не только поэзии, но и футуризма, дадаизма и эспрессионизма - см.) стало очевидно, что объектом семиотики является не только вербальный язык, но и искусство, которое долго ускользало от семиотического анализа. Все искусства, будь они по сути темпоральны, подобно музыке и поэзии, основаны, по Я., на пространственных отношениях, подобно живописи и скульптуре; или синкретичны, пространственно-темпоральны, подобно театру или цирковым представлениям и кинопоказам, - все они связаны со знаком. Разговор о "грамматике" искусства состоит не только в использовании бессмысленной метафоры: суть в том, что все виды искусства имеют в виду организацию полярных сигнификативных категорий, которые в свою очередь основываются на оппозиции маркированных и немаркированных элементов. Все виды искусства, объединяясь, образуют сеть художественных конвенций. Оригинальность произведения ограничивается художественным кодом, который доминирует в данную эпоху и в данном обществе. И даже неподчинение художника затребованным правилам не менее, чем его верная приверженность им, воспринимается современниками в русле установленного кода, который художник-новатор пытается разрушить. Апофеоз междисциплинарного мышления Я. приходится на 1940-1950-е - сферу его изысканий составляют лингвистика, поэтика, риторика, антропология, психоанализ, философия языка. Анализируя феномен языка во всех его проявлениях, Я. был уверен, что его невозможно изолировать от всей целостности человеческого поведения, которое всегда значимо - отсюда и его глубокий интерес к антропологическим исследованиям. Во-первых, по мысли Я., любая лингвистическая инновация может работать лишь тогда, когда она принята и интегрирована социумом; во-вторых, язык не единственная семиотическая система в культуре и ее роднит с другими знаковыми системами общность законов, управляющих их функционированием и развитием. Хотя и существуют знаковые системы, механизм функционирования которых не тождественен языку (кино, музыка), тем не менее, сигнификация, то есть означивание, - это явление, охватывающее весь культурный универсум, следовательно, задача семиотики состоит в том, чтобы исследовать их междисциплинарные отношения и выявить постоянные и универсальные механизмы означивания. Язык и культура очень тесно взаимосвязаны, и потому Я. в 1970 констатирует, что лингвистика неотделима от культурной антропологии. В совместной работе с Леви-Строссом ("Кошки" Бодлера") Я. указывает, что и лингвистический, и антропологический анализ поэтического текста являются комплементарными и позволяют глубже увидеть, как сделан и как функционирует этот текст. В поэтическом произведении лингвист обнаруживает структуры, сходные со структурами, которые выявляет антрополог. Со своей стороны, этнолог признает, что мифы - это не только некоторые концептуальные упорядоченности, это также и своего рода поэтические тексты, вызывающие у своих слушателей и читателей подлинно эстетические эмоции. Соответствующие методы анализа, с точки зрения Я., - метод бинарной оппозиции, выявление симметрии и асимметрии, выявление формальных структур, кристаллизующих смысл произведения. Я. полагал, что целый ряд дисциплин, таких, как семиотика, антропология, этнология, должен быть объединен в рамках теории коммуникации, изучающей все виды обменов в человеческом обществе (этнология изучает обмен как основной социальный факт (Мосс); обмен женщинами, имуществом и информацией (Леви-Стросс); семиотика - обмены посредством знаков; лингвистика - обмены словесными сообщениями на естественном языке). Именно с именем Я. связаны некоторые ключевые идеи современной теории коммуникации и прежде всего разработанная и усовершенствованная им модель коммуникативного акта применительно к вербальному языку ("Лингвистика и поэтика", 1960). Следует отметить, что в дальнейшем модель Я. неоднократно подвергалась критике с самых разных сторон, ибо она предлагала некую абстрактно-идеальную модель общения, не отражающую реальную сложность процесса коммуникации. Я. исходил из того, что цель любой коммуникации - это адекватность общения, основанная на понимании сообщения, поэтому в основе его схемы лежит абстракция, предполагающая не только пользование одним и тем же кодом, но и одинаковый объем памяти передающего и воспринимающего, один и тот же контекст восприятия (социальный, культурный, интертекстуальный, идеологический). Идеал такой коммуникации, как показал позднее Лотман, - это команды, приказы, это даже не автокоммуникация ("сказать Я - значит ошибиться" - в психоанализе автокоммуникация сомнительна, ибо речь не может идти о тождественности, идентичности самой личности). Так что на деле процесс декодирования не так уж и прост - оба участника коммуникации пользуются сложным набором кодов и субкодов. Всякая реальная интерпретация будет более или менее неадекватной - на чем, собственно и была основана идея Пирса о неограниченном семиозисе. Я. выделяет следующие базисные элементы акта коммуникации - отправитель, контекст (также "референт" - то, к чему адресуется смысл сообщения), сообщение, канал (контакт - то, что выступает и как физический канал, и как психологическая связь между адресатом и адресантом, обусловливающие возмож- ность установить и поддерживать коммуникацию), код, сообщение и адресат (реципиент). Согласно модели коммуникации Я. выделяет и анализирует несколько базисных функций языка, соответствующих различным аспектам коммуникативного процесса, причем предполагается, что эти идеи будут релевантны любому типу сообщений (литературное произведение, архитектурный памятник, картина). Согласно замыслу Я., каждому из шести элементов, факторов речевой коммуникации соответствует особая функция языка. Под "функцией языка" Я. имеет в виду направленность, "установку или назначение (роль) самого сообщения по отношению к другим факторам речевого общения. Если цель сообщения - адресат, то мы имеем дело с фатической функцией; если сообщение направлено на контекст - речь идет о референтивной функции и т.д. Для самого Я. особый интерес представляет поэтическая функция языка (доминирующая в поэзии и в искусстве вообще). Главной в повседневном, не-поэтическом сообщении является референтивная функция, то есть установка сообщения на референт, на контекст, но вряд ли можно найти речевые сообщения, выполняющие только одну эту функцию. Соответственно, лингвистика, семиотика должны изучать язык во всем разнообразии его функций, тем более, что различия между сообщениями заключаются не в монопольном проявлении одной функции, а в их различной иерархии. Иерархия функций в сообщении обусловливает специфику каждого конкретного акта коммуникации - процесса передачи и восприятия некоторого сообщения. Я. выделяет следующие функции: эмотивная (экспрессивная), конативная (=апелятивная), фатическая, референтивная (коммуникативная), метаязыковая, поэтическая. 1) Эмотивная функция сосредоточена на адресанте и имеет своей целью прямое выражение говорящего к тому, о чем он говорит. "Она связана со стремлением произвести впечатление определенных эмоций у реципиента" - неважно, идет ли речь о подлинных или притворных чувствах. Чисто эмотивный слой языка представлен междометиями. Эта функция окрашивает все высказывания в определенную тональность. По сравнению с референтным языком эмотивный язык, первым делом выполняющий экспрессивную функцию, обычно более близок к поэтическому языку (который нацелен именно на знак как таковой). Передаваемая информация в большинстве случаев не является неким объективированным знанием - то есть не ограничивается сугубо когнитивным (познавательным) аспектом. Когда человек пользуется экспрессивными элементами, чтобы выразить гнев, иронию или радость, он безусловно передает информацию - о себе, это субъективная информация. (Для иллюстрации своей мысли Я. воспользовался примером из театральной практики Станиславского. На прослушивании во МХАТе режиссер предлагал актерам сделать из слов "сегодня вечером", меняя их экспрессивную окраску, 40 различных сообщений. Аудитория же должна была понять, о какой ситуации идет речь только по звуковому облику этих двух слов.) Таким образом, ясно, что эмотивные элементы сообщения подлежат семиотическому анализу. 2) Конативная (апелятивная, или усвоения) функция ориентирована на адресата. Она находит свое грамматическое выражение в звательной форме и повелительном наклонении. Эти элементы сообщения не могут быть истинными или ложными. 3) В традиционной модели языка (у Бюлера, например) выделялись только эти две и еще одна функция, а именно -референтивная, или коммуникативная, то есть главная функция сообщения, соотносимая с предметом, о котором идет речь. Эта функция завязана на отношении сообщения к референту или контексту. В "Тезисах Пражского лингвистического кружка" были описаны только две функции - общения и поэтическая. Мартине выделял три функции - коммуникативную, экспрессивную, эстетическую. Я. добавляет еще три функции, которые в прежних классификациях являлись как бы разновидностями коммуникативной. 4) Существуют сообщения, основное назначение которых состоит в том, чтобы установить, продолжить или прервать коммуникацию, проверить, работает ли канал (установлен ли контакт с реципиентом). Эта направленность на контакт выражается в фатической функции и осуществляется она посредством обмена риторическими формулировками или даже целыми диалогами, единственная функция которых - поддержание коммуникации. Фатическая функция языка является единственной функцией, общей для птиц и людей, так как стремление начать и поддерживать коммуникацию характерно и для говорящих птиц. Кроме того, эта функция языка усваивается раньше всех других функций маленькими детьми, так как стремление вступить в коммуникацию появляется гораздо раньше способности передавать или принимать информативные сообщения. 5) Метаязыковая функция (или функция толкования) преследует цель установления тождества высказывания. Необходимо ввести различие между двумя уровнями языка: "объектным языком", на котором говорят о внешнем мире, и "метаязыком", на котором говорят о самом языке. Метаязык играет очень важную роль не только для лингвистов и для науки в целом, но и в нашем повседневном языке. Мы пользуемся метаязыком, не осознавая мета-языкового характера наших операций (например, "Вы говорите по-русски?" или "Вы понимаете, о чем я говорю"). 6) Поэтическая функция языка - сосредоточение, направленность внимания на сообщение ради него самого (а не ради референта, контакта или адресата). Это наиболее важная функция в поэтическом сообщении (произведении искусства), хотя во всех прочих видах речевой деятельности она выступает как вторичный, дополнительный компонент. Я. считал, что каждый речевой акт в некотором смысле стилизует и преображает описываемое им событие. То, каким образом он делает это, определяется его намерением, эмоциональным содержанием и аудиторией, которой он адресован, предварительной "цензурой", которую он проходит, набором готовых образцов, к которым он принадлежит. Поскольку "поэтичность" речевого акта очень хорошо показывает, что коммуникация не имеет тут основного значения, то "цензура" может быть ослаблена, приглушена. Отменяет ли поэтическая функция языка функцию референтивную (то есть можно ли их считать взаимоотрицающими) и каким образом мы вообще можем выявить поэтическую функцию в каком-либо сообщении? В.Маяковский говорил, что "любое прилагательное, употребленное в поэзии, тем самым уже является поэтическим эпитетом". Я. считал, что А.Р. Усманова... смотреть
(Jakobson, Roman) (1896-1982) российский постсоссюрианский теоретик в лингвистике и формалистических литературных исследованиях, оказавший основное влияние на развитие современной теоретической лингвистики и структурализма. В анализе литературы и поэзии его подход был творческим и включающим *структурный* анализ, в котором *форма* отделялась от *содержания*. Член-основатель *Пражской школы* лингвистики, он свой основной технический вклад в лингвистику внес путем изучения фонологии (то есть звуковых систем языка), анализируя звуки с целью показа сравнительно простого набора двоичных контрастов, лежащих в основе человеческой речи. В целом же в анализе языков и человеческих знаковых систем (см. также Семиотика) Якобсон предположил существование *структурных инвариантов* и *поверхностно* очевидных различий между культурами. Изгнанный из Европы нацизмом, он оставался европейским ученым в Новом Свете, где имел самое широкое влияние, особенно на Леви-Стросса и Чомского, являвшихся его коллегами в Нью-Йорке. Акцент на лингвистических универсалиях создавал контраст с более релятивистским в культурном отношении представлением о языке, выдвинутым американскими антропологами Боасом и Сапиром (см. Гипотеза Сапира-Уорфа). В лингвистических теориях Якобсона использование психологии также отличалось от преобладающего американского подхода 40—50-х гг. Если американские теоретики-первопроходцы в лингвистике, особенно Леонард Блумфилд, были преданы бихевиористскому представлению, то Якобсон являлся в философском смысле *рационалистом*, выделяя скорее врожденные когнитивные универсальные структуры, чем обучение языку путем, как считалось, прежде всего интеракции с социальной окружающей средой, стимула и ответа. В результате успеха Чомского именно рационалистический формализм Якобсона одержал победу в лингвистике в целом. Но его подход, вызывающий сосредоточение на универсальных структурах языка в сопровождении бихевиористских оценок также содержал ограничения, в частности, не учитывал семантику, контекстуальность языка, лингвистический и социальный *творческий потенциал* и *волю*. Эти упущения стали *слабостями* структурализма, возникшего отчасти в результате влияния Якобсона. См. также Структура и воля; Прагматика; Постструктурализм.... смотреть
(1896-1982) - филолог, один из крупнейших лингвистов 20 в., определивших пути развития структурной фонологии, морфологии, лингвистич. поэтики; внес значительный вклад в семиотику и нейролингвистику. Родился в Москве, учился в г-зии при Лазаревском ин-те вост. языков, затем на ист.-филол. ф-те Моск. ун-та. Будучи студентом, занимается фольклористическими изысканиями совместно с П. Богатыревым и Н. Яковлевым; в 1915 участвует в орг-ции Моск. лингв. кружка (в его рядах были не только лингвисты - Г. Винокур, М. Петерсон, Д. Ушаков и др., но и поэты - В. Маяковский, Б. Пастернак, О. Мандельштам), принимает участие и в работе ОПОЯЗа. В ранний период творчества интересы Я., вдохновленного новой поэзией, открытиями в физике и идеями гуссерлевской феноменологии, сосредоточены вокруг поэтики фольклора и новых поэтических форм, причем последний интерес не ограничивается рамками теоретических штудий и дружбой с В. Хлебниковым и В. Маяковским: в 1916 Я. участвует в "Заумной книге" А. Крученых под псевд. Алягров. Первая значительная работа Я. - "Новейшая русская поэзия" (1921) - попытка осмысления поэтической практики В. Хлебникова. <p class="tab">С 1920 Я. живет в Праге, участвует в деят-ности Пражского лингв. кружка. В этот период он работает в области поэтики слав. лит-р, лит. эволюции (совместная с Ю. Н. Тыняновым декларация "Проблемы изучения литературы и языка", 1928), продолжает занятия фольклором, обращается к фонологии, формулируя мысль о фонеме как пучке дифференциальных признаков, и к морфологии (пишет работу о системе рус. глагола); одновременно Я. увлекают параллели между эволюцией в биологии и в языке, к-рые он использует в размышлениях о диахронической фонетике; помимо этого занимается семиотикой кино, а также детским языком. После оккупации Чехословакии нек-рое время проводит в Дании, Норвегии и Швеции, затем перебирается в Нью-Йорк, где в 40-х гг. читает лекции в Колумбийском ун-те и в Свободной школе высших исследований. В 50-60-х гг. - проф. слав. языков и лит-ры в Гарварде, работает в Массачусетском техно-логич. ин-те. К этому периоду относятся работы Я. по фонологии, морфологии, афазиологии, а также ст. "Лингвистика и поэтика", содержащая анализ поэтической функции языка и механизмов ее реализации. После 1956 Я. неоднократно приезжал в СССР; участвовал, в частности, во 2-й летней школе по вторичным моделирующим системам (Кяэрику, 1966) и в Международном симпозиуме по проблемам бессознательного (Тбилиси, 1978). </p><p class="tab">Среди важнейших достижений Я. в лингвистике - разработка т. н. "дихотомической фонологии", применение структурной методологии, основанной на использовании привативных оппозиций, в морфологии; учение о шифтерных категориях; в нейролин-гвистике - создание лингвистической типологии афазий, их соотнесение с синтагматич. и парадигматич. полюсами языка. Приемы анализа поэтич. текста, практиковавшиеся Я. на грани высокого искусства, стали классич. примером точных методов в поэтике. </p><p class="tab">Соч.: Лингвистика и поэтика // Структурализм: "За" и "против": Сб. статей. М., 1975; Избр. работы. М., 1985; Работы по поэтике. М., 1987; Якобсон Р., Поморска К. Беседы. Иерусалим, 1982.</p>... смотреть
1896-1982, америк. лінгвіст рос. походження; професор багатьох америк. унів., член численних академій наук; співзасновник празької лінгвістичної школи;... смотреть
(11(23).X.1896, Москва — 17.VII.1982, Кембридж, США) — рус. и амер. языковед, литературовед, специалист по семиотике. Ок. Лазаревский ин-т вост. яз. в Москве (1914) и Моск. ун-т (1918). В 1921—40 жил и преподавал в Праге, являясь активным членом Пражского лингвистич. кружка. С 1941 жил в США, преподавал в Гарвардском ун-те и Массачуссетском технологич. ин-те. В этот период науч. деятельности являлся одним из создателей структурализма. Я. автор многочисл. исследований по теоретич. лингвистике, слав. яз., поэтике, стиховедению.<p class="text">Среди работ Я., посвящ. С., особое место занимают его исследования, направленные на доказательство древности и подлинности С. На труд А. Вайяна (<i>Vaillant A.</i> Les chants épiques des Slaves du Sud), датировавшего С. XV в., Я. откликнулся в рец. «Новый труд о южнославянском эпосе» (Byzantinoslavica. Praha, 1932. T. 4. S. 194—202; то же: Selected Writings. The Hague; Paris. 1966. Vol. 4. P. 38—50), в которой, в частности, писал: «Надо категорически сказать, что сомнение в подлинности Слова о полку Игореве свидетельствует о недостаточном знакомстве с древнерусской литературой.</p><p><span class="page">280</span></p><p class="text0">Русская наука за последние сто лет ясно показала тесную связь Слова с языком и письменностью домонгольской Руси». Я. сослался при этом на известную книгу <i>В. Н. Перетца</i> «Слово о полку Ігореве...» (1926), содержавшую множество параллелей «к словарю, словоупотреблению, характерным оборотам и художественным образам» С., извлеченных из памятников древнерус. лит-ры (Selected Writings. P. 49). После выхода книги <i>А. Мазона</i> (Le Slovo d’Igor) Я. создал в США коллектив исследователей — историков и филологов (Г. Вернадский, А. Грегуар, Д. Иоффе, С. Х. Кросс, Э. Симонс, <i>Д. Чижевский</i>, М. Шефтель и др.), результатом разысканий которых был выпуск двух коллективных монографий: La Geste (1948; см. то же: Selected Writings. P. 106—300); Russian Epic Studies / Edited by R. Jakobson and E. J. Simmons (Philadelphia, 1949). В этих трудах Я. принадлежат принципиально важные разделы («Quelques remarques sur l’édition critique du Slovo, sur sa traduction en langues modernes et sur la reconstruction du texte primitif» и «L’authenticité du Slovo» в книге: La Geste. P. 5—37, 235—360) и совместная с М. Шефтелем статья «The Vseslav Epos» в книге «Russian Epic Studies» (P. 13—86), в которой рассмотрен образ <i>Всеслава Брячиславича</i> в С. в сопоставлении с былинным Волхвом Всеславичем. Эта последняя тема была продолжена Я. в другой работе: <i>Jakobson R.</i>, <i>Ružičic G.</i> The Serbian Zmaj Ognjeni Vuk and the Russian Vseslav Epos // Annuaire de l’Institut de Philologie et d’Histoire orientales et slaves. Bruxelles, 1950. T. 10. P. 343—355. Все названные труды опубликованы также в «Selected Writings» (P. 106—132, 192—300, 301—368, 369—410). Полемике с Мазоном посвящена и большая статья Я. «The Puzzles of the Igor’ Tale. On the 150th Anniversary of Its First Edition» (Speculum. 1952. T. 27. P. 43—66; то же: Selected Writings. P. 380—410), в которой рассматриваются и опровергаются основные доводы франц. ученого, выдвинутые им в защиту тезиса о позднем происхождении С. Труды Я., выходившие параллельно с первыми откликами на работы Мазона рус. ученых (<i>Н. К. Гудзия</i>, <i>В. П. Адриановой-Перетц</i>, <i>В. Д. Кузьминой</i>), не только показали полную несостоятельность аргументов Мазона, но и способствовали распространению среди зап. читателей более основат. представлений о С. и о худ. наследии Древней Руси. Я. принадлежит также критич. изд. С., реконструкция его текста и перевод на совр. рус. яз. Впервые они были опубликованы в книге 1948 (Р. 150—200), затем неоднократно переиздавались (см., в частности: Selected Writings. P. 133—191, а также: ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 116—121). Значителен вклад Я. в изучение соотношения С. и «<i>Задонщины</i>» в написанной совм. с <i>Д. Вортом</i> книге: <i>Jakobson R.</i>, <i>Wort D.</i> Sovonija’s Tale of the Russian-Tatar Battle on the Kulikovo Field. The Hague, 1963 (см. то же: Selected Writings. P. 540—602). Я., в частности, верно указал место Кирилло-Белозерского списка среди др. списков «Задонщины». Эта монография сыграла значит. роль в полемике о времени написания С., развернувшейся после обнародования гипотезы <i>А. А. Зимина</i>.</p><p class="text">Я. занимался историей создания первых переводов С. В книге «„Слово о полку Игореве“ в переводах конца восемнадцатого века» (Leiden, 1954), написанной им совм. с <i>А. В. Соловьевым</i>, он</p><p><span class="page">281</span></p><p class="text0">проанализировал перевод С. в тетради <i>А. М. Белосельского-Белозерского</i>.</p><p class="text">Кроме того, Я. написано несколько статей, посвящ. отд. образам С., худ. мотивам памятника, особенностям его яз.: «За шеломянем / за Соломоном» (1963; см.: Selected Writings. P. 534—539), явившаяся откликом на попытку Мазона увидеть в чтении «за шеломянемъ» отражение чтения «Задонщины» (см. <i>Шеломянь</i>), «Ущекоталъ скача» (1964; см.: Selected Writings. P. 603—610), «Сокол в мытех» (Јужно-словенски филолог. Београд, 1973. Књ. 30. С. 125—134), «Роль языкознания в экзегезе Слова о пълку Игорев<font class="old">ѣ</font>» (1960; см.: Selected Writings. P. 518—519), «О морфологическом составе древнерусских отчеств» (см.: Ibid. P. 520—527), в которой Я., споря с В. Ташицким (<i>Taszycki W.</i> Les formes patronymiques insolites dans le Slovo d’Igor’ // RÉS. 1959. T. 36. P. 23—28), доказывает, что формы отчеств на <i>-ичь</i>, встречающиеся в С., обычны для древнерус. источников его времени. Я. написал предисл. к книге <i>К. Г. Менгеса</i> (<i>Menges K. H.</i> Oriental Elements in the Vocabulary of the Oldest Russian Epos, the «Igor’ Tale». 1951). В статье «Композиция и космология Плача Ярославны» (ТОДРЛ. 1969. Т. 24. С. 32—34) Я. утверждает, что композиция Плача соответствует тричастности космологич. топоса: небо — воздух и земля. В статье «Clusing Statement: Linguistics and Poetics» (Style in Language / Ed. by T. Sebeok. Cambridge, Mass., 1960. P. 353—358) Я. высказывает суждение, что в С. отсутствует эпич. фабула и эпич. герой и что ключевую роль играет образ самого автора, что и оказывает влияние на композицию С.</p><p class="text">Историогр. интерес представляют работы Я. об изучении С. Грегуаром (Byzantina-Metabyzantina. 1946. Vol. 1. P. 20—22; то же: Flambeau. 1964. Vol. 47. P. 330—336) и Р. Поджиоли (Glosse al Cantare di Igor // Premesse di storia letteraria slava. Milano, 1975. P. 283—334), а также обзор амер. работ о С. (Изучение «Слова о полку Игореве» в Соединенных Штатах Америки // ТОДРЛ. 1958: Т. 14. С. 102—121; то же: Selected Writings. P. 499—519).</p><p class="text">Большинство публиковавшихся до 1965 трудов Я. о С. вошло в 4-й т. его «Избр. работ» (Selected Writings. Vol. 4. Slavic Epic Studies. The Hague; Paris, 1966. P. 38—50, 104—105, 106—300, 301—368, 369—379, 380—410, 411—413, 464—473, 474—493, 499—517, 518—519, 520—527, 528—533, 534—539, 540—602, 603—610). В том вошли две ранее не публиковавшиеся работы: «Retrospect» (P. 637—674) и «Postscript» (P. 738—751). Первая посвящена истории изучения С., а также полемике с Г. Пашкевичем (The American Historical Review. 1955. Vol. 61. P. 106—108) и Зиминым (анализ взаимоотношений С. и «Задонщины», С. и Ипат. лет., вопрос о подлинности <i>Тмутараканского камня</i>, значения тюркизмов в С.). Вторая статья содержит критич. разбор работы <i>М. И. Успенского</i>, в ходе которого Я. приходит к выводу о ее несостоятельности.</p><p class="text8-8"><i>Лит.:</i> For Roman Jakobson: Essays on the Occasion of his Sixtieth Birthday, 11 October 1956 / Ed. by Morris Halle et al. The Hague, 1956; To Honor Roman Jakobson: Essays on the Occasion of his Seventieth Birthday, 11 October 1976. The Hague; Paris, 1967. Vol. 1—3; <i>Picchio R.</i> Roman Jakobson on Russian Epics and Old Russian Literature // Roman Jakobson. Echoes of his Scholarship / Ed. by D. Armstrong and C. H. van Schooneveld. Lisse, 1977. P. 321—355.</p><p class="podpis">Ю. К. Бегунов</p>... смотреть
(11(23).10.1896, Москва 18.7.1982, Бостон) филолог, лингвист, литературовед, семиотик, культуролог. Один из основателей Московского, Пражского, Нью-йоркского лингвистических кружков, Общества изучения поэтического языка (ОПОЯЗа). Окончил историко-филологический ф-т Московского ун-та. С 1921 г. жил за границей: в Чехословакии (1921-1938), Дании, Норвегии и Швеции (1939-1941), США (1941-1982), где преподавал в Гарвардском ун-те и Массачусетском технологическом ин-те. Все эти годы поддерживал тесные связи с российскими учеными. Взгляды Я. складывались под влиянием феноменологии Э. Гуссерля, фр. поэзии (С. Малларме), рус. культуры, прежде всего русского авангарда (В. Хлебников). Свою теорию языка разрабатывал на основе критического переосмысления идей Ф. де Соссюра, в сотрудничестве с Н. С. Трубецким, в диалоге с Л. Ельмслевом и др. лингвистами. В центре его исследовательских интересов находилось двуединство звука и значения в речи и языке. Я. внес значительный вклад в развитие фонологии, предложив рассматривать в качестве ее предмета не фонемы, а различительные признаки, существенно усилил роль диахронии в фонологии, что позволило ему углубить теорию эволюции языка. Используя типологический подход, он нашел ключ к объяснению происходящих в языке глубоких сдвигов и изменений. В отличие от Соссюра не считал, что связь между означающим (звук) и означаемым (смысл) произвольна, ничем не мотивирована. Столь же значительным был вклад Я. в др. области лингвистики. Его исследования общей системы значений глагола способствовали развитию совр. семантики, а оригинальный труд о евразийском языковом единстве существенно обогатил общую лингвистику. Я. много сделал для определения места лингвистики среди др. наук, для ее сближения с математикой, теорией коммуникации и т. п., что способствовало обновлению ее понятийного аппарата. Он был инициатором применения лингвистических методов в сравнительной мифологии, этнологии и антропологии, что нашло многочисленных последователей и привело к возникновению новых научных направлений. В нач. 50-х гг. он выступил инициатором оживления интереса к семиотике, получившей впоследствии бурное развитие и ставшей сегодня одной из ведущих наук. Мн. идеи Я. легли в основу структурализма как направления в философии. Он одним из первых начал изучать точки соприкосновения лингвистики и биологии, имеющиеся соответствия между лингвистическим и генетическим кодами. В одной из последних работ он рассматривает вопрос о роли бессознательного в функционировании языка. Опираясь на собственные результаты и исследования др. авторов, он выдвинул философскую гипотезу о предопределенности наших представлений о мире языком. Изучение языка Я. органически сочетал с исследованиями в области литературоведения, создав новую концепцию поэтики, в основе к-рой лежит лингвистический взгляд на словесное творчество литературу, поэзию и фольклор. В межвоенные годы его мысль движется преимущественно в русле идей формальной школы и рус. авангарда с их радикализмом, крайностями, пренебрежением к эстетическому аспекту искусства, поиском *заумного* или беспредметного языка и т. д. Я. выдвигает ставшее знаменитым понятие *литературность*, имея в виду под ним гл. обр. лингвистический, грамматический аспект литературы и определяя его в качестве действительного предмета литературоведения. Он также провозглашает технический, формальный прием *единственным героем* науки о литературе. Позднее взгляды Я. становятся все более уравновешенными, хотя проблема единства лингвистики и литературы, грамматики и поэзии остается для него центральной. В своей теории речевого общения он вычленяет 6 осн. функций, особо выделяя среди них поэтическую, к-рая присуща всем языковым формам, однако в поэзии становится доминирующей. Отсюда поэзия есть *язык в его эстетической функции*, а поэтика это *лингвистическое исследование поэтической функции вербальных сообщений в целом и поэзии в частности*. Я. подчеркивает, что изучение особенностей языка в поэзии позволяет полнее объяснить как его функционирование, так и его историческую эволюцию, поскольку она является не отклонением от обычного языка, но реализацией его скрытых возможностей. Соответственно поэтика и лингвистика помогают друг другу в познании как обычного, так и поэтического языка. В отличие от традиционного литературоведения, где в центре внимания находятся образность слов, их скрытый смысл и вызываемые ими ассоциации мыслей и чувств, Я. исследует место и роль грамматических фигур в совокупной символике произв., что нашло отражение в названии одной из его работ - *Поэзия грамматики и грамматика поэзии*. Я. создал поэтику фольклора, в особенности пословиц и поговорок, интерес к к-рым возник у него уже в гимназические годы. Он стал одним из зачинателей лингвистики текста, предметом к-рой выступает не фраза или высказывание, как это было раньше, но именно сам текст. Сравнительное изучение древн. структур славянского и индоевропейского стиха способствовало углублению наших представлений об индоевропейской культуре. Теория в работах Я. неразрывно соединена с практикой. Его перу принадлежат интересные исследования творчества В. Хлебникова, В. В. Маяковского, Б. Л. Пастернака. Опираясь на выделенные им два типа построения произв. в зависимости от преобладания либо метафоры, либо метонимии (замены одного слова др. по связи их значений), - он предложил оригинальный критерий отличия как писателей, так и жанров литературы и др. видов искусств, оказал значительное влияние на совр. науку и философию. Выдвинутые им идеи и сделанные обобщения выходят за рамки лингвистики и литературоведения и касаются всего искусства, всей культуры.... смотреть
(11.10.1896, Москва 18.7.1982, Кембридж, шт. Массачусетс) языковед, литературовед. Учился в гимназии при Лазаревском институте восточных языков (1906-14), испытал воздействие фольклористических интерсов Вс.Миллера, бывшего в ту пору директором института. В гимназические годы Я. начал собирать московский городской фольклор, сблизился с художниками-экспериментаторами П.Филоновым, К.Малевичем и В.Хлебниковым, с которым обсуждал внутренние законы русских сектантских глоссолалий, записанных в XVIII в* и магические русские народные заклинания. Исследовал соотношение между звуками и значением на примере французского поэта-символиста Ст.Малларме. Под воздействием одного из своих учителей этнографа В.Богданова, Я. составил списки различных значений каждого падежа, что позднее нашло отражение в работах об общих значениях русских падежей. В 1914 Я. поступил на славяно-русское отделение историко-филологического факультета Московского университета. В 1915 возглавил Московский лингвистический кружок, на заседании которого сделал свой первый научный доклад «Влияние народной словесности на Тредиаковского». Кружок, в работе которого принимали участие В.Маяковский, Б.Пастернак, О.Мандельштам, занимался вопросами поэтики, метрики, фольклора. В том же 1915 получил Буслаевскую премию в Московском университете.Я. принимал активное участие в деятельности ОПОЯЗа (Общества по изучению поэтического языка), созданного в 1916в Петрограде. Членами Общества были также Ю.Тынянов, В.Шкловский, Б.Эйхенбаум. Книга Я. «О чешском стихе, преимущественно в сопоставлении с русским» (Прага, 1925) была одной из первых монографий, изданных ОПОЯЗом. Работал в Московском университете (1918-20). В 1921 Я. выехал в Прагу в составе постпредства РСФСР и не вернулся. Дружил с В.Незвалом, В.Ванчурой и др. чешскими писателями. Входил в Пражский лингвистический кружок (создан 6.10.1926), в котором участвовали С.Карцевский, П.Богатырев, Н.Трубецкой, чешские лингвисты В.Матезиус, Б.Трнка, Б.Гавранек. Был профессором университета Масарика (1933-39). После оккупации Чехословакии для Я. наступили годы вынужденных странствий. В 1939-41 был приглашенным профессором в университетах Копенгагена, Осло, Упсалы. В Дании сотрудничал с М.Ельмслевым и др. датскими членами Копенгагенского лингвистического кружка. В Норвегии в 1939 завязалась тесная дружба Я. с А.Соммерфельтом, специалистом по общему языкознанию и кельтологии. В Швеции Я. встречался с выдающимися финноугроведами В.Штейницем и Я,Лотцем, с которым написал совместную работу об аксиоматике мордовского стиха, дающего образец использования фонологических идей в стиховедении. Работал над изучением нивхского языка. 4.6.1941 Я. прибыл в Нью-Йорк, где в 1942-49 работал в Вольной школе высших исследований, созданной французскими и бельгийскими эмигрантами. Познакомился с К.Леви-Строссом, который писал, что Я. излагал свои новаторские взгляды «с тем бесподобным искусством, которое делает из него наиболее блестящего профессора и докладчика, какого мне когда-либо приходилось слышать». В 194649 Я. работал профессором славянских языков и литературы и общей лингвистики в Колумбийском университете. С 1949 по 1967 преподавал в Гарвардском университете. С 1957 Я. одновременно работал в Массачусетском технологическом институте, вел совместный семинар с Н.Бором, стремился к установлению широких связей с др. науками. С 1956 Я. почти ежегодно приезжал в СССР, принимал участие в научных съездах в Москве, Ленинграде, Тбилиси. В 1957 Я. вышел на пенсию, но продолжал активно работать приглашенным профессором в университетах США (Йельский, 1967: Принстонский, 1968; Браунский, 1969-70; НьюЙоркский, 1973), Токио (1967), Парижа (1972). Стал членом Британской и Финской академий. Получил 5 международных наград, являлся членом многих научных обществ, Работы Я. отличает широкий диапазон: от трудов по теоретической лингвистике, славянской и общей фонологии, сравнительному анализу грамматических категорий, детскому языку, речевым повреждениям до изучения поэтики: стиховедения, метрики, языковых традиций. В области литературоведения Я. принадлежат работы по раннеславянской поэзии, «Слову о полку Игореве», «Задонщине», о А.Пушкине, А.Радищеве, А.Блоке, В,Хлебникове, Б.Пастернаке, В.Маяковском, а также о Данте, Шекспире, Блейке, Бодлере, Брехте и др. Новизна работ Я. как лингвиста-фонолога заключалась в исследовании звуков с точки зрения их функций. Идея двойного противопоставления в фонологии высказана в докладе Пражскому лингвистическому кружку 23.3.1938. Типологическая точка зрения в историческом языкознании представлена в сообщении Нью-Йоркскому лингвистическому кружку в 1949, докладе на 7-м международном лингвистическом съезде в Осло. С именем Я, связан опыт перенесения структурных принципов в область морфологии. В последние десятилетия жизни важной областью исследования Я. было изучение того, как грамматические значения и выражающие их формы используются в поэзии.Я. наметил шесть основных функций языка, опираясь на общую модель акта коммуникации, и определил место поэтического языка. «Язык не сводим ни к одной из отдельно взятых его функций, среди которых эстетическая одна из самых важных и неотъемлемых. Тем самым для сравнительного изучения славянских литератур наиболее естественно было бы сосредоточиться в первую очередь на тех элементах художественного творчества, которые наиболее тесно связаны с языком». Я. предложил новое понимание языковой поэзии (в работах о Хлебникове и Маяковском). В конце 20-х вместе с П.Богатыревым Я. наметил общие черты, объединяющие лингвистику и фольклористику. С 30-х занимался восстановлением исходных форм славянского народного стиха на основании сопоставления архаичных южнославянских форм с северновеликорусскими.Я. соединял лингвистические исследования с изучением мифологии славянских и др. индоевропейских народов.Я. был постоянным участником симпозиумов по семиотике (международный семиотический симпозиум в Варшаве, авг. 1965; летняя школа по семиотике в Кяярику (под Тарту), июль 1966). Я. интересовали контакты лингвистики с биологическими науками. Афазиологические труды Я. поднимают проблемы соотношения языка и мозга в целом. Исследуя проблемы, пограничные между лингвистикой и психиатрией, Я. опирался на поэтическое творчество Ф.Гёльдерлина, который после заболевания шизофренией писал стихи, существенно отличавшиеся от предшествующих. Объединяющим началом статей Я. по литературоведению служит структурный метод анализа, который дает ему возможность сосредоточиться на проблеме «литературности» произведений, т.е. на его внутренних, имманентных чертах, отличающих художественное произведение словесного искусства от иных дискурсов. Момент оценки и внелитературные факторы произведения отступают на задний план, что и отличает структурный метод от традиционного литературоведения. Последние исследования Я, связаны с изучением языка и бессознательного. Я. вел большую редакторскую и переводческую работу. Совместно с А.Бемом редактировал 4-томное «Юбилейное издание избранных сочинений А.С.Пушкина» на чешском языке (Прага, 1936-38). Он одним из первых обратил внимание на связь переводческой проблематики с коренными вопросами общего языкознания. Большое значение придавал основной проблеме перевода эквивалентности, в которой усматривал кардинальную задачу языка в целом. Большинство работ Я. первоначально выходило в журналах и сборниках и только после международного конгресса лингвистов, организованного в 1962 Гарвардским университетом и Массачусетским технологическим институтом, вышли три тома его избранных сочинений (1962, 1971). 60-летие Я. было отмечено томом «For Roman Jakobson» (Гаага, 1956). К 70летию Я. коллеги и ученики выпустили 3-томное издание «То honor Roman Jakobson» (ГаагаПариж, 1967), в котором приняли участие ученые из 1 3 стран. Библиографический указатель работ Я. включает свыше 500 названий.... смотреть
1896-1982, америк. лінгвіст рос. походження; професор багатьох америк. унів., член численних академій наук; співзасновник празької лінгвістичної школи; праці з питань загального мовознавства, фонологічної типології, лінгвістичної поетики.... смотреть
Якобсон Роман Осипович [р. 11(23).10.1896, Москва], русский и американский языковед, литературовед. Окончил Лазаревский институт восточных языков (1914... смотреть